Только Ангелы съ неба не едятъ хлеба.
То и полезно, что въ ротъ полезло.
То лучше всего, что есть у кого.
Тогда баба ворожить стала, когда хлеба не стало. У Бога всего много.
У всякой стряпки свои порядки.
У всякаго свой вкусъ: кто любнтъ устрицу, а кто арбузъ.
У горькой беды нетъ сладкой еды.
У кого хлебъ родится, тотъ всегда веселится.
У КОГО КОЛОСЪ, V того и голосъ.
У кого въ дому пусто, тотъ не варить каши густо. У меня хлебъ ЧИСТЫЙ, квасъ КИСЛЫЙ, НОЖИКЪ острый: отрЬжемъ гладко, поЬднмъ сладко.
Ужннъ не нуженъ, да былъ бы обедъ.
Ужь и солнышко на ели, а мы ничего не елн. ХлЬбъгда вода—чЬмъ не еда.
Хлеба ни куска въ брюхе тоска.
Хлебъ батюшка, водица матушка.
Хлебушко калачу де душно.
Хлебомъ сыты, хлебомъ II пьяны.
Хлебъ да соль на столе, а руки свои.
Хлебъ до соль и во сне хороши.
Хлебъ соль ешь, а правду режь.

Аленькй цветокъ бросается на глазокъ.
Бабы каются, а девки замужъ собираются.
Безъ денегъ вездь худенекъ (всьмъ).
Безъ солнышка нельзя пробыть, безъ милаго нельзя прожить. ,
Береги платье снова, а честь смолоду.
Береженаго и Богъ бережетъ.
Бери да помни.
Бедность плачетъ, а богатство сиачетъ.
БЪлъ лицомъ, да худъ отцомъ.
Билъ жену денечекъ, да плакалъ годочекъ.
Богъ не захочетъ, пузырь не вскочить.
Бодливой корове Богъ рогъ не даетъ.
Больше верь своимъ очамъ, чемъ чужимъ речамъ. Больше той дружбы (любви) небываетъ, какъдругъ за друга умираетъ.
Будеть н то, что не помЬшаетъ намъ никто. Будь другъ, да пе вдругъ.
Будь дружкомъ, ходи кружкомъ.
Будь здорова—какъ корова плодовита—какъ свиньи. Было-бы счастье, а дни впереди.
Былъ у меня мужъ Иванъ, не приведи Богъ и вамъ! Было было времечко, осталось только бремечко. Было бы болото, а черти будутъ.
Взгляни глазкомъ—подари рублемъ.

«Шерсть чешется с 8 часов утра до 4 часов Дня без перерыва на обед».
(Объявление в комбинате бытового обслуживания.)

«Мастера Истомина за самовзвешивание семечек предупредить».

«Как после стало известно, автомашины Пенькова и Дудина отстали не по техническим неисправностям, а были задержаны в г. Волгодонске автоинспекцией и сданы в медвытрезвитель, где были острижены и изъяты у них удостоверения на право вождения».
(Из приказа.)

«Быпо исполнено 26 вокальных, номеров, в том числе три танцевальных номера».

За кулисы вбегает Гриша, три раза обегает вокруг бутафорского терема, ударяется о него лбом, отскакивает и делает сальто-мортале. К нему подбегает Лена Крылова.
— Что с тобой? — спрашивает она и подпрыгивает.
— Скорее! — отвечает Гриша и подпрыгивает тоже.— Огурцов хочет пробраться к гостям, чтобы сделать доклад. Его надо остановить!
Лена с Гришей подпрыгивают вместе и бегут Огурцову наперерез. Увидев их, Серафим Иванович, в свою очередь, подпрыгивает и принимается удирать. По пути он перемахивает через несколько стульев, проламывается сквозь фанерный терем, кидает в своих преследователей предметами сервировки новогоднего стола. Бутылка шампанского попадает Грише в лоб, и у него ифоментально вскакивает шишка величиной с тыкву. Гриша крутит флик-фляк и валится без чувств. Огурцов хлопает от радости в ладоши, но не тут-то было: Лена срывает со стены огнетушитель, бьет им об пол и направляет пенную струю в Серафима Ивановича. С директора Дома культуры под напором пены смываются очки, парик, галстук, пиджак и брюки.

Большой серый глаз. Очень большой — во весь экран. Очень серый — до безобразия, до неприличия. Серый, блеклый, ординарный. Банальный тусклый глаз. Он символизирует мировую банальность.
Глаз устремлен в зрительный зал. Он рассматривает зрителей. А зрители рассматривают его. Три минуты, пять, двадцать... Глаз не мигает. Зрачок его туманен. Нижнее веко подрагивает. Это глаз Огурцова.
Директор Дома культуры шепчет:
— Товарищи... прежде всего... разрешите... поздравить... и пожелать...— сухой серый язык прилипает к серому нёбу (крупно!).
И сразу — пестрые краски карнавала, водоворот юбок, ливень конфетти, горы праздничных бутербродов с колбасой. Трехрядки, присядки и калядки. Кто-то кому-то весело дает в ухо. Это праздник жизни.