Как только строгая табличка возвещала обед, коллектив магазина N3 44 стекался в подсобку. Под уютный посвист чайника говорили о сокровенном. — Собачья работа,— усевшись на ящике с макаронами, сетовала товаровед Лекалова.— Возьмем гастроном... Телятинка, салями, осетровые: не торговля — праздник! А что возьмешь с нашей постылой бакалеи? Конфетки-бараночки... тьфу! Если бы не чай... — Да уж, чай,— вздыхали коллеги.— В смысле сосудорасширения он, конечно, ничего, сойдет. Но в универмаге все-таки интересней. В универмаге прекрасно все: и одежда, и обувь... — Вино — воды — вот самое милое дело!—залпом осушая пиалу с чаем, возражал подсобник Тархунов.— В этом чае разве тонус! — Разве аромат! Вот в парфюмерии — там букет так букет! — Но кривили, кривили душой люди в синих фирменных халатах, сетуя на скудную долю бакалейщика. Потому что чай... О, чай в тамошних знойных краях почитаем не меньше, чем в слякотном Альбионе.
Подробнее...
В конце рабочего дня к нам пришел Туркин, отвечающий в месткоме за спорт. — Товарищи, просьба в конце рабочего дня расстояние от вашего корпуса до проходной не пройти, а пробежать. Зачтем как стометровку. На ГТО. И вот прозвенел звонок. Женщины взяли свои увесистые сумки, набитые мясными полуфабрикатами, банками с неочищенными томатами в собственном соку, сосисками, яблоками, мужчины — портфели с пивом «Сенатор» (приобретено в нашем буфете) и, спустившись вниз, заняли исходную позицию. Шел дождь, и почти все открыли зонты. Прозвенел будильник, который завзл Туркин за неимением стартового пистолета, и мы побежали. Секретарь-машинистка Валуева уже на старте уронила бефстроганов, на котором поскользнулся главный инженер проекта Корицин. Он двигался вслепую, держа перед собою роскошный зонт-трость, который защищая его от дождя и ветра. Ветер менялся, и Корицин то улетал вперед, то топтался на одном месте. Поскользнувшись, он грузно опустился в лужу и был похож на только что приземлившегося парашютиста.
Подробнее...
А началось все с новой квартиры. Получил я эту квартиру, выглянул в окно, а там, сами понимаете, никакой окружающей среды: автобусы, троллейбусы, сйлошной городской пейзаж. А хочется воздуха, запаха сосны. Естественности, словом. Хорошо, думаю, буде т сосна. На одну стену клею «Утро в сосновом лесу» — знаете, обои такие специальные. Теперь по утрам набираю полную грудь целебного воздуха и ныряю в море — оно на другой стене. Тоже, конечно, на обоях, но освежает прекрасно. На полу линолеум «под паркет» — мокрым ногам холодно. Так я его сверху паласом «под ковер». Слева ромашки, справа камешки. Тепло и эффект присутствия. Дверь внутри вроде деревянная, но сверху краска. Ничего, я на нее пленку «под дерево». Стала как настоящая. Степы — кирпич, но тоже незаметно. Я и их «под кирпич», пленочкой. И сразу стало вполне обитаемо, даже уютно. Особенно когда солнце садится в море и освещает косыми лучами сосны на противоположной стене. Зимой закат рано, так я даже с работы отпрашиваюсь пораньше, чтоб не пропустить. Хорошо успокаивает и настраивает на серьезный лад. Так и хочется размышлять о жизни и читать хорошие книги — ими, кстати, вся третья стена оклеена.
Подробнее...
Старый дед Макар, сидя на завалинке, задумчиво ковырял в зубах. Эта привычка осталась у него еще с поры батрачьей молодости, когда сытый и потный мироед Мандросов после своих кулацких щей с убоинкой выходил на мир хвастать застрявшим мясом в "лошадиных" зубах. Макар тогда садился напротив паука-эксплуататора и тоже начинал ломать щепки, громко ругая вязкую говядину... Нынче у Макара мясное не выводится в избе, из коробков со спичками можно пирамиду построить, но почти нет у него самого главного — тех самых зубов, которыми можно грызть мясо и в которых можно потом поковыряться спичкой. Только рыба была еще по зубам Макару, а от юшки из свежего линька впадал он в почти божественную блажь. — Слышь ты, Сенька,— остановил Макар проходившего мимо Елистратова,— сказывала мне Катька, что вроде водку такую в магазины привезли, «джином» называется, дух от нее крепкий, все равно как скипидара глотнешь...
Подробнее...
Часть1. Наш дед был мрачен. Я это определил сразу: в мрачном настроении он потирает шрам на левой скуле — след от кистеня Петьки Мохнатого, самого знаменитого в свое время медвежатника из Марьиной Рощи. Итак, потирая память о Петьке, он покосился на толстущую папку с ботиночными тесемочками, которую я аккуратно положил на край его блистательного стола: — Что это еще? — Дело Первопечатника. Первопечатник — а в миру он пользовался паспортом на имя Быстробогатова Льва Григорьевича, и у меня никогда не было стопроцентной уверенности, что так его звали сызмальства,— был известен в определенных довольно узких кругах тем, что великолепно подделывал печатный текст. Он досконально знал десятки гарнитур шрифта, мог воспроизвести любые билеты, талоны, пропуска. Правда, печати и резиновые штампы он никогда не подделывал.
Подробнее...
Вообще-то С. П. Яковлев был в атеизме тверд. В бога не верил сызмальства да и черта поминал лишь по застарелой шоферской привычке. А уж о магии, ворожбе и всякой другой дьявольщине знал и вовсе понаслышке. И, верно, не голосни ему как-то на трассе две черноокие девушки — Света и Лида, так и не появился бы в настроениях Сергея Павловича крен к оккультным наукам. — Что загрустил, соколик? — уютно устраиваясь в просторной камазовской кабине, затараторили красавицы.— Неласково глядит зазноба? Иль обидел придира-автоинспектор? А может, гложет молодца тайная хворь? Только скажи — слово знаем, всякая болезнь бежит от него, как черт от ладана. Сам Сергей Павлович никакой хворобой не мучился. Но вот у Лены, жены, голова, случалось, побаливала. К докторам же относилась Лена с опаской. — И правильно! — выслушав сетования водителя, одобрили жену попутчицы.— Дело тут духовное, докторишкам не под силу. Зато как раз по нашей части. — Веруешь? — появляясь назавтра в квартире передового водителя, спрашивала Света у робеющей водительской супруги.— Нет? Ну, ничего, мы это поправим. Швейная игла найдется? Гляди: беру ее в руки, произношу заветное слово и...— пробормотав что-то невнятное, ворожея разжала грязноватый кулачок,— видишь? Стала иголка из блестящей темной. Теперь веруешь?
Подробнее...
|
|