Порги настаивает, чтобы Бесс вместе с остальными обитателями Катфиш-Роу приняла участие в пикнике, устраиваемом в тот же день жителями района. Бесс колеблется, она не хочет оставлять Порги одного, но в конце концов соглашается поехать на пикник. В Катфиш- Роу не остается никого, кроме Порги, опять поющего от избытка счастья песню „Богач — бедняк”. В то время как опускается занавес, Порги поет: „Со мной моя любимая, мой Господь и моя песня”.
Пикник происходит на острове Киттиуа-Айленд. Простые ритмы в оркестре передают ощущение самозабвенного веселья. Участники пикника со всей страстью предаются пению и танцам. Несколько негров играют на губной гармонике, расческах, стиральной доске и костях.

Звучит раздирающая душу погребальная песнь „Он нас покинул, покинул, покинул” (He’s agone, gone, gone). Порги обращается к присутствующим с просьбой выделить деньги на погребение усопшего и обходит всех с блюдцем. Блюдце наполняется деньгами под траурную мелодию спиричуэла „Переполненное сердце” (Overflow), который затем становится музыкальным фоном еще одного обращения Порги к скорбящим. Траурная церемония нарушается приходом детектива, который арестовывает одного из собравшихся, Питера, как свидетеля убийства и предупреждает вдову Роббинса, что если покойного завтра не похоронят, то его тело будет отдано студентам-медикам. Детектив уходит, скорбящие продолжают траурные песнопения. „Покинул, покинул, покинул”, - поют они, в то время как безутешная Серена поет „Мой любимый меня покинул”.

Место действия оперы — Катфиш-Роу, негритянский прибрежный район Чарльстона в штате Южная Каролина. Короткое оркестровое вступление, построенное на великолепных красочных диссонансах, передает живое биение пульса Катфиш-Роу. В одном углу двора идет игра в кости, в другом танцуют, в третьем Клара, укачивая дочку, поет колыбельную („Летние дни”). Серена упрашивает своего мужа, Роббинса, не играть в кости, но тот глух к ее мольбам. Громкие заклинания игроков, вымаливающих удачу, представляют собой контрапункт, на фоне которого звучит колыбельная Клары. Ее муж Джейк, раздраженный тем, что ребенок никак не может заснуть, выхватывает его из ее рук и поет песенку о женском непостоянстве — „Женщина — вещь ненадежная” (А Woman Is a Sometime Thing).

Помимо рассказовских постников, в нее входят верующие из других сел области. Конечно, неправильно было бы придавать универсальное значение всем выводам, которые могут быть сделаны на основе опыта изучения современного сектантства в одном районе, однако нижеприводимые характеристики не являются чисто локальными, так как и одна община в бывшем центре постничества — показательный пример общих закономерностей, эволюции «хлыстовства».
В бывшей Тамбовской губернии «хлысты» подразделялись на толки анисьевцев и перфильевцев (рыбников). В 1908 г. эта секта была распространена в 31 населенном пункте губернии По приблизительным подсчетам, в губернии к этому времени было до 1500 «хлыстов». Особенно много последователей секты насчитывалось в Борисоглебском уезде (до 220), Кирсановском уезде (до 130) и селе Рассказове, Тамбовского уезда (до 120).

По отношению к Советской власти съезд высказался отрицательно, призвал не платить налогов государству, на выборы не являться, «сынов в армию не отдавать». Вспомним, что на съезде в 1905 г. новоизраильтяне расшаркивались перед царским правительством, убеждая его в том, что они «верные сыны царя и отечества» и будут отбывать «все требы, установленные законом, а также и воинскую повинность».
Когда началась коллективизация, многие новоизраильтянские собственники были лишены земли и выселены как кулаки. Их отношение к Советской власти в то время было таким же злобным и антисоветским, как у кулаков, исповедующих любую другую веру. Диктовалось оно прежде всего их классовой принадлежностью.

Несмотря на манифест 17 октября и официально-лояльную позицию царизма в отношении сектантов, царская администрация не прекращала преследования новоизраильтян.
В 1910 г. наместник Кавказа издал циркуляр «О деятельности последователей секты «Новый Израиль»», на основании которого в Кубанской области до мая 1911 г. было закрыто шесть новоизраильтянских общин, а в 1911 г. были закрыты многие общины в Терской, Ставропольской областях, в Харьковской губернии .
Новоизраильтяне искали места приложёния своего капитала. У Лубкова зародился план эмиграции за границу, для чего он отправился в Уругвай. Идея эмиграции, естественно, не встретила всеобщего одобрения среди сектантов. Слишком много корней было пущено в родную землю. Но пропаганда руководителей секты сделала свое дело.