Блан, редактор "Мозельского курьера" очень не любил прокурора города Меца. Фамилия этого чиновника была Жерандо. Блан всякий раз, когда ему случалось выговаривать это имя, ошибался и произносил его: monsieur “Degene- rando”, что напоминало слово degener - выродок.
Однажды Альфонсу Карру, знаменитому журналисту 30- х-40-х годов, сообщили, что какая-то дама вошла в дружбу с известным философом Кузеном. Cousin по-французски, между прочим, значит комар. Карр по этому поводу сострил: “Надо ей беречься, чтоб комар ее не укусил”.
Один рыбак решил покончить свое существование, и решение это было весьма твердое, потому что он вешался много раз подряд, только каждый раз его замечали вовремя и снимали с петли, спасали. Все изумлялись этой настойчивости самоубийцы и главное тому, что он так много раз был спасен от смерти. “Что ж удивительного, - заметил Альфонс Карр, - tout pecheur qui se repend est sur d’etre sauve!”, то есть каждый грешник, который раскаивается, может быть уверен в спасении. Но та же фраза означает: каждый рыбак (pecheur
- рыбак, грешник), который вновь вешается (pendre - вешать, rependre -перевешать, снова вешать) и т.д.

Однажды в театре рядом с Дюпеном уселся какой-то господин, который все время напевался мешая Дюпену слушать знаменитого певца Депрэ. Дюпен не выдержал и сделал движение досады, а сосед сейчас же это заметил и спросил, что значит этот жест, не к моему ли, дескать, пению это относится? “О, нет, - отвечал ему Дюпен, - напротив, я досадую на этого дурака Депре, который мешает мне слушать ваше пение”.
Однажды Дюпен обедал у одного важного сановника. Приглашенные собирались медленно, обед все откладывался, гости проголодались. Тогда хозяин подошел к Дюпену и спросил его, как он полагает, не сесть ли за стол, или же подождать запоздавших? “Я думаю сесть, - отвечал Дюпен. - Ведь, начав обед, мы не перестанем их ждать, значит, они ничего не потеряют, тогда как, продолжая их ждать, мы сидим голодные”.
Академик Беррье имел очень сильные связи, но никогда ими не пользовался в личных выгодах. Кто-то- из шкшх выговаривал ему за это. “Ведь вам стоит только наклониться да поднять!” - убеждал он Беррье. “То-то кланяться-то мне нежелательно!” - отвечал Беррье. По-французски baisser - нагибаться, abaisser - унижаться, кланяться. Это напоминает знаменитые слова Чацкого из “Горя от ума”: “Служить бы рад, прислуживаться тошно!”

Проявилась какая-то старушка, которая начала лечить болезни через посредство духов: вопрошали, по обычаю, стол, и он, выстукивая азбуку условными числами ударов, указывал лекарство. Однажды кто-то из пациентов получил в ответ от стола одну только букву А и больше ничего. Все присутствующие долго ломали голову, как понимать это загадочное А, пока одна дама не догадалась. “Понимаю! - воскликнула она, - дух подразумевал амеопатию.
При Наполеоне III безансонским мэром был Цезарь. Конвер. (Cesar Convers); этот человек был когда-то ярым республиканцем (когда торжествовала республика), но потом с легким сердцем обратился в столь же ярого бонапартиста и империалиста. Шутники латинизировали его имя и называли его Caesari Conversus, т.е. обратившийся к Цезарю.
Подобного же рода перевод есть у Виктора Гюго в его “Napoleon le Petit” (Наполеон Малый). Один из самых покладистых приверженцев узурпатора носил имя Фонтан-Fon- tanes. Гюго латинизировал его в Faciunt asinos, что и представляет буквальный перевод слова font (делают) anes (ослов).

При Луи-Филиппе состоял в качестве брадобрея и куафера некий Ришар, а у него был друг, дантист Дезирабод, человек очень тщеславный, желавший во что бы то ни стало сделаться кавалером ордена Почетного Легиона. Ришар, любимец короля, горячо хлопотал за своего друга-дантиста, и король был вынужден обещать Дезирабоду орден, которого он домогался. Король сказал об этом министру внутренних дел; тот в первую минуту смутился этим щекотливым поручением, придумать предлог украсить дантиста орденом! - но потом сейчас же сообразил и извернулся; он ответил королю, что дантисты не в его министерстве, а в министерстве народного просвещения. Король стал побуждать тогдашнего министра просвещения Сальванди дать орден дантисту. Сальванди долго .откладывал это неловкое и щекотливое дело, а король все наседал на него, и однажды,выведенный из терпения, сказал министру: “Чего же вы откладываете? Вы хотите, чтобы Дезирабод бросился к вашим ногам?”. - “Как, - спросил остроумный Сальванди, - разве он также и мозольными операциями занимается?”.

Во времена Реставрации славился своим остроумием композитор Паер. Однажды какая-то дама, очень кичившаяся своим знатным происхождением, рассказывала при нем какую-то длинную историю, причем поминутно поминала своего отца, говоря о нем каждый раз: “Отец мой, маркиз такой-то”... Паер, наконец, прервал ее и вежливо спросил, кто ее другие отцы, так как из этого подчеркивания надо заключить, что кроме отца-маркиза есть еще и другие.
Он же в ответ одной мамаше, которая с гордостью ему рассказывала о том, что ее две дочери вышли за титулованных особ, сказал: “Они отдали “да” за “нет”. “Да” - согласие на брак, а “нет” (поп) по-французски звучит одинаково с пот -имя,титул.
Известнейшая артистка мадемуазель Марс, имя которой писалось совершенно одинаково с именем бога войны Марса, когда ей сказали о том, что гвардейцы чем-то недовольны и злы на нее, сказала: “Что общего может быть у гвардейцев с Марсом?”. Дело было при Реставрации, когда гвардия была чисто парадным войском, Марс же была бонапартистка, поклонница храброй наполеоновской гвардии.

Аббат Гальяни ненавидел музыку. Однажды при нем говорили о том, что новый зал Оперы не удачно устроен, что он глухой. “Экий счастливец!” - воскликнул Гальяни.

Настоятелю церкви св. Сульпиция, Легаллику, приписывается очень едкое слово о Людовике XV. Этот король умер от оспы; оспа же по-французски называется petite verole (малая оспа), в отличие от венерической болезни, которая называется grande verole (большая оспа). И вот, когда однажды при Легаллике кто-то сказал, что Людовик XV умер от petite verole (т.е. оспы), он с важностью возразил: “У королей, великих мира сего, ничего не может быть малого!”

У Людовика XVI был в числе любимцев некто майор Дарланд. Однажды этот господин вздумал совершить полет на воздушном шаре. Король, узнав об этом, сделал ему дружеский и ласковый выговор по поводу страшной опасности, которой он подвергался. “Простите меня, государь, - сказал, ему о ответ Дарланд, - но ваш военный министр сделал мне столько посулов и обещаний, потонувших в воздушном океане, что я, наконец, решился отправиться за ними туда вдогонку!”