Однажды в гостинице встретились англичанин и немец. Оба были страшно голодны, а в гостинице для них нашлась только ножка индюка. Приходилось им эту ножку поделить между собой. Но порция была до такой степени ничтожна, что они решили овладеть ею по жребию. И придумали они такой способ состязания. Каждый из них должен был ухватиться зубами за конец ножки, и кто ее вырвет у другого, тому она и достанется. Когда кость была поставлена в надлежащую позицию, англичанин, по обычаю своей нации, крепко сжав зубы, проговорил: “ Are you ready?” (готовы ли вы?). - “Ja! (да!)”, - отвечал немец, разевая рот, причем, разумеется, как ворона в басне, выпустил из зубов свою добычу, которая и досталась англичанину.
.
- Здорово приятель! - с радостью вскричал какой-то господин, встретив на улице своего знакомого. - А я как раз шел к тебе.
- Зачем?
- Мне, брат, до зарезу надо двадцать рублей. Одолжи, сделай милость.
- С удовольствием бы дал, да у меня у самого всего пятнадцать...
- Ничего, давай пятнадцать пока; пять рублей будешь должен.

"Откуда приходят к нам трюфели?” - любопытствовал некто. Ему отвечали, что трюфели получаются из колониальных стран, и что, в сущности, трюфель не что иное, как картошка, только выросшая под тропиками, в жарком климате. “Да, но почему же они черные?” - допытывался любопытствующий, - человек, на простодушие которого смело можно было положиться. “Очень просто, • отвечали ему. - Они черны потому, что их возделывают негры”.

Однажды судили какого-то человека за двоеженство. На суде председатель задал ему вопрос, что побудило его к этому преступлению? “Извините, г-н председатель. - отвечал он,
- я считаю, что никакого преступления не совершил, и что у меня вовсе было не две жены, а одна. Ибо, что такое жена? Половина. Так ее все и называют. Говорят: моя дражайшая половина. А мне нужно было не Половину, а целую жену. Ну вот, я и составил ее из двух половинок”.

При императоре Павле I в иностранных газетах появились статьи о России, в которых, между прочим, настоятельно советовалось русскому императору быть бдительным, не дремать, проснуться. Доложили графу Безбородко и спрашивали его, возможно ли пропустить в России газеты с подобными статьями.
«Чего они его будят, — флегматично заметил граф-малоросс, — он уже и без того так проснулся, что и нам не дает спать!»
Митрополит Филарет славился своим удивительно спокойным и правильным мышлением и находчивостью. Сочинитель русского гимна А. Ф. Львов одно время хлопотал, чтобы церковное пение во всех церквах России было однообразное, и для образца сочинил литургию. Он просил Филарета позволить ему представить свое сочинение на его суждение и, получив согласие, явился к митрополиту с четырьмя певчими. Те пропели литургию пред владыкою, тот прослушал и попросил, чтоб ее вновь пропел один из певчих. У Львова же вся литургия была четырехголосная, и потому он отвечал, что один певчий ее пропеть не может.

До раскрытия занавеса за сценой слышится шум. Занавес открывается. Посреди сцены стол с телефоном. Напротив Директора стоит бледный Бухгалтер.
Директор. Бухгалтер Курочкин! Вы работаете пока в моем учреждении, под моим руководством и извольте делать то, что я вам говорю. Бухгалтер. Юрий Сергеевич... да я... да я... Директор. Ни черта вы не понимаете! Черного от белого отличить не можете!
Бухгалтер. Юрий Сергеевич, ну какая разница — черное или белое?
Директор. Что? Вы меня еще учить будете! Бухгалтер. Да нет, я просто...
Директор. Вы просто фу-фу, Курочкин, и все. Убирайтесь вместе., с вашим отчетом! (Швыряет на пол папку.)
Бухгалтер поднимает ее с пола.
И закройте за собою дверь.
Бухгалтер. Сию минуточку... .
Дрожащий Бухгалтер с отчетом в руках берется за край кулисы и закрывает занавес. Стирает со лба пот, вынимает таблетки с валидолом, глотает. Выходит Ведущий.
Ведущий. Нехорошо вам, товарищ Курочкин? Бухгалтер (указывая на ширму). А чего ж там хорошего? Выгнал да еще обозвал. Вы, говорит, Курочкин, фу-фу.

Веселым и злым на язык был И. А. Балакирев. Он служил при Петре Первом, при Екатерине Первой был поручиком лейб-гвар- дии Преображенского полка, при Анне Иоанновне — придворным шутом. Вот несколько его шуток.
— Как ты, дурак, попал во дворец? — насмешливо спросил Балакирева один придворный.
— Да все через вас, умников, перелезал! — ответил Балакирев.
Приглашенный на обед к одному иностранцу, Балакирев увидел стол, заставленный множеством мисок с супами. Когда их начали поочередно подавать, Балакирев после первого снял галстук, после второго — кафтан, после третьего — парик, затем — жилет, башмаки. Дамы, не ожидая дальнейшего обнажения, поспешили удалиться. Хозяин дома с негодованием закричал Балакиреву:
— Что ты собираешься делать?
— Да ничего. Готовлюсь переплыть это страшное море супов.
Когда при дворе говорили, что народ очень ропщет на новые налоги, введенные Бироном, то Балакирев заметил:
— Нельзя на это сердиться: надобно же и народу иметь какое-нибудь утешение за свои деньги.
Страдающий зубной болью один придворный спросил Балакирева:
— Не знаешь ли ты, отчего у меня так немилосердно болят зубы?
— Оттого, — ответил Балакирев, — что ты непрестанно колотишь языком.

После присоединения Латвии к СССР Л. Утесов приехал в Ригу. Здесь ему срочно потребовался новый концертный костюм. Утесов пришел к портному и снял мерку.
— Постарайтесь уложиться в три дня, — попросил Утесов портного.
— Завтра, — ответил ему портной.
— Но я хотел бы, — сказал Утесов, с подозрением глядя на портного, — чтобы ваш костюм был сшит не хуже этого, который сейчас на мне.
Портной поглядел на утесовский костюм и спросил:
— Кто вам его сшил?
— Его мне сшил сам Расторгуев! — похвастался Утесов.
— Я интересуюсь вовсе не фамилией этого человека, — перебил рижский портной. — Мне интересно, кто он по профессии?
Однажды на большом приеме в Кремле Сталин подошел к беседующим Ромму, Пудовкину, Пырьеву и Александрову. Поговорив о делах кинематографических, Сталин перешел к бытовым и поинтересовался, как живут знаменитые режиссеры, нет ли у них каких- нибудь просьб и пожеланий.

Помпей, в сильный разгар своей распри с Юлием Цезарем, однажды торопился куда-то плыть на корабле. Но стояла страшная буря и командир судна не решался пускаться в путь. Помпей сам вскочил на судно и скомандовал, чтобы поднимали якорь, говоря: “Тронуться в путь совершенно необходимо, необходимее чем беречь жизнь!”
Марий взял у кимвров один город и отдал его на разграбление своим воинам. Ему поставили на вид, что он поступил против закона. “Не знаю, может статься, но гром оружия не давал мне расслышать, что говорит закон”.
Один неважный художник показывал знаменитому Апеллесу, царю живописцев классического мира, какую-то свою картину, причем счел не лишним похвастать, что он написал ее в самое короткое время. “Это и видно по картине,
- заметил Апеллес, - и мне только удивительно, что ты за такое время успел написать только одну такую картину”.
О том же Апеллесе рассказывают, что он однажды выставил свою картину, чтобы услышать о ней мнения от каждого, кто найдет в ней какой-нибудь недостаток. Какой-то чеботарь сейчас же рассмотрел в картине некоторую неточность в рисунке сандалии и указал на нее Апеллесу.

Во время одного плавания поднялась буря, судну угрожала опасность, и Аристипп, который тогда плыл на этом судне, проявил страх. Кто-то из матросов заметил ему: “Нам, простым смертным, буря не страшна, а вы, философы, трусите во время бури”. - “Это и понятно, - отвечал философ, - мы оба рискуем жизнью, но наш риск совсем иной, чем ваш, потому что цена нашей жизни совсем иная”.
Некто в присутствии Аристиппа говорил о том, что философы только и делают, что обивают пороги у богатых и знатных, а между тем, богатые что-то не особенно усердно посещают философов. “Но точно так же и врачей ты всегда встретишь в домах больных, а ведь всякий охотнее согласился бы быть врачом, нежели больным”.
Аристиппу же приписывается очень грубая, хотя, быть может, и основательная выходка. Однажды, когда управляющий тирана Дионисия показывал ему какие-то роскошные покои, Аристипп вдруг плюнул ему прямо в лицо, объясняя эту невежливость тем, что не мог выбрать для плевка другого, более подходящего места среди этого великолепия.

Некто Ваниций попал в консулы, но проконсульствовал всего лишь несколько дней. Цицерон говорил про него, что в его консульство свершилось настоящее чудо: не было ни весны, ни осени, ни лета, ни зимы.
Этот же Ваниций упрекал Цицерона, зачем он его не посетил, когда тот был болен. Цицерон отвечал, что собрался было его навестить во время его консульства, но в дороге его застигла ночь, - намек на кратковременность этого консульства.
Цицерон узнал о смерти этого Ваниция случайно, по слухам. Встретив после того одного из слуг Ваниция, он задал ему вопрос, все ли у них в доме благополучно. Тот ответил утвердительно. “Ну, значит, он в самом деле умер”, - заключил Цицерон.
Адвокат Крисп имел слабость сильно убавлять свои годы. Однажды, поймав его на этом, Цицерон сказал, ему: “Выходит, что мы вместе с тобою говорили речи еще до твоего рождения”. .
Его зять то и дело твердил, что его жене тридцать лет. “Знаю и не сомневаюсь, - заметил Цицерон, - ведь ты мне уже двадцать лет твердишь это”.

Македонский царь Архелай, как гласит предание, на вопрос одного славившегося своею несносною болтливостью брадобрея: как он прикажет себя выбрить? -отвечал: “Молча”. Эта выходка потом приписывалась то англичанину, то разным знаменитостям и вообще широко использовалась в анекдотической литературе.

Спартанский царь Агезилай, на вопрос: далеко ли простираются владения Спарты? - отвечал, показывая свое копье: “Докуда достанет это копье”.
На персидских монетах времен Артаксеркса было отчеканено изображение война-стрелка. Артаксеркс, затеяв войну с Грецией, щедро раздавал свои деньги направо и налево и ему удалось переманить на свою сторону путем подкупа почти все греческие области, кроме Спарты, против которой, таким образом, и составился большой военный союз. Спартанцы поспешили отозвать домой своего царя Агезилая, который, отправляясь в путь, сострил, намекая на персидские монеты, что его гонят из Азии двадцать тысяч стрелков царя персидского.

Царь Филипп, отец Александра Македонского, отличался большим остроумием и ему приписывается немало метких слов.
Однажды, ему донесли, что греки, которым он оказал множество благодеяний, всячески поносят его. “Ну, а если б я
с ними был немилостив, тогда что же было бы?”
Когда ему донесли про какую-то крепость, которую ему предстояло взять приступом, что она совершенно неприступна, он воскликнул: “Как неприступна? Неужели неприступна даже для осла, нагруженного золотом?.’ Очень ловкое словечко, напоминающее многие позднейшие случаи, когда крепости, по стоустой молве, открывались “золотыми” ключами.
Он чрезвычайно легко и охотно засыпал, как кажется, будучи обязан этой легкостью сна своей склонности к выпивке. Из-за этого с ним были прелюбопытные казусы. Однажды, например, он, слушая какое-то дело, по обыкновению уснул и не слыхал, что говорил подсудимый в свое оправдание, а потом все-таки постановил обвинительный приговор. Подсудимый объявил, что будет жаловаться. “Кому?” - вскричал раздраженный царь. “Да тебе же, царь, коли не будешь в это время спать”. Человек в сущности добрый и честный, Филипп устыдился и, пересмотрев дело, решил его в пользу обиженного.

«Теперь у нас дороги плохи...»
А. С. Пушкин «Евгений Онегин».
«Единственное, с чем я не могу смириться в России, это рытвины. Отчего по всей Западной Европе нет рытвин?»
Из письма И. С. Тургенева Л. Н. Толстому.
Что характерно, ведь и нынче дороги не хороши. Не знаю, существовала ли во времена написания Александром Сергеевичем «энциклопедии российской жизни» статистика того, сколько кабриолетов, бричек и возов перевернулось из-за неудовлетворительного состояния дорог, но в наши дни она имеется. И если лет эдак сто с лишним назад классики задавали вопросы по поводу рытвин друг другу посредством переписки, то теперь эти проблемы выясняются у должностных лиц при личной встрече.
Во всяком случае, в Главном управлении Госавтоинспекции СССР все знают точно. Именно там мне сообщили, что в 1988 году по причине плохих дорог произошло 34365 дорожно-транспортных происшествий, то есть почти 13 процентов из всех автотрагедий года.
Погибло в результате этих почти тринадцати процентов 6034 человека, а раненых было 38817. Это по официальной статистике. А вот ученые — как отечественные, так и зарубежные,— в своих оценках куда строже. Они считают, что фактор некачественной дороги становится сопутствующей причиной более чем 70 процентов автомобильных аварий.

Сто восемьдесят седьмой день.
Уже сто восемьдесят седьмой день я сижу в одиночестве под землей в пещере среди сталактитов и сталагмитов. На земле, дома,— жена, дети. Не знаю, выдержу ли я.
Сто восемьдесят восьмой день.
Миновал сто восемьдесят восьмой день моего одинокого пребывания в пещере. Там, на земле,— жена, дети, родственники. Выдержу ли я?
Сто восемьдесят девятый день.
Сто восемьдесят девять дней я нахожусь в подземной пещере. На земле, в городе, демонстрируют новый отечественный фильм. Выйти из пещеры? А может быть, все-таки выдержу?
Сто девяностый день.
Я провел в одиночестве сто девяносто дней. В пещере. А на земле друзья, знакомые, общество. Выдержу? Не выдержу.

Вернувшись с работы, супруги Цыпляевы спешат поделиться новостями.
— Моя начальница опять битый час висела на служебном телефоне,— сказала Цыпляева.— Книжные магазины обзванивала: ее, видите ли, интересует, не меняет ли кто-нибудь «Княжну Тараканову» на «Осуждение Паганини». А вчера шарила по парфюмерным: французские духи ей понадобились. А у меня сорвался разговор с поставщиками.
— Наш дурачок тоже сегодня не перенапрягся,— сказал Цыпляев. С полдня — портфель в зубы и к смежникам. Только и слепому ясно — в парной его смежники поджидали. Из портфеля-то березовый дух пер.
— Нет, моя сидит от звонка до звонка. В конце дня голова пухнет от ее телефонной болтовни. Не успокоится, пока всех приятельниц не обзвонит. Сколько дел без телефона буксует. По самым неотложным на улицу бегаем звонить, за две копейки.
— А мой что удумал! На вскапывание своего личного огорода Балкина дважды снимал с работы. А теперь премию ему повышенную подписал.
— Моя, наоборот, лишила премии Синяеву, которая ее, помнишь, на собрании песочила.

К каждому человеку рано или поздно приходит Смерть. Пришла она однажды и к Пете Задирашкину. По случаю.
Случай был такой. Задирашкин лежал в постели с температурой, слабый и незадиристый, даже подумать хулиганить не мог - болел гриппом.
Присела Смерть возле него на постель и спрашивает:
- Ты почему до сих пор заявление не написал?
- Какое заявление? - хрипит Задирашкин.
- Какое, какое... О смерти. Пиши скорей, мне некогда!
- А у меня ручки нет, - привычно отвечает Петя.
- А-а, ручки нет! Ладно. Тебе с какой пастой - синей, черной, фиолетовой? А может, ты напоследок желаешь красно-буро-зеленой побаловаться?
- Оранжевую хочу! - шепчет Задирашкин.
- Пожалуйста.
Открыла Смерть «дипломат», достала из него набор ручек, нашла нужную.
- А у меня тетрадки нет, - говорит Петя.
- А мне тетрадка и не нужна, - говорит Смерть. - Заявление на большом листе бумаги писать положено. А еще лучше - на бланке, вот на этом!