Одного комедианта спросили: «Почему петух, когда встает рано утром, держит одну ногу в воздухе?» И тот ответил: «Если бы он держал в воздухе обе ноги, он бы свалился».

Другой комедиант сказал: «Если в рай попадут страждущие и измученные, как говорит господь, то никто не попадет туда раньше арфы, ибо в этом мире она больше всех испытала горя и бед. Горло ее зажато, ухо скручено, живот перетянут. А когда арфа состарится, то ее бросают в огонь».

Другой актер сказал: «Когда я был молод и изучал актерское искусство, мой учитель говорил мне: «Постарайся научиться делать противоположное тому,
о чем тебя просят. Если люди говорят тебе приди — ты должен уйти, если говорят уйди — ты должен прийти».

После такой поездки неплохо бы чайком побаловаться. Или кофейку испить. Исследую вокзал и натыкаюсь на автомат, торгующий кофе. Прислушиваюсь: вроде бы в зале завывает ветер. Занимаю очередь, и вскоре автомат выдает мне искомый напиток в бумажном стаканчике. Пытаюсь взять его голыми руками, но не тут-то было. В стаканчике самый настоящий кипяток. Стаканчик мнется в руке, и кофе выплескивается из него. Какое счастье, что сейчас зима — натягиваю перчатки и транспортирую кофе к столу. Моему примеру следуют и другие пассажиры. Усердно дуем на кофе — так вот откуда завывание ветра! У некоторых стаканчики дают течь: обжигаясь, они пытаются выпить кофе быстрее, чем он вытечет. Судя по лужам на столах, это им не удается. Но наиболее яркое впечатление остается от самого напитка. После первого глотка лица пассажиров вытягиваются, после второго они вопросительно смотрят друг на друга, после третьего начинаются выпады в адрес авторов этого пойла, не имеющего ничего общего с благородным напитком.

Четверо проходимцев зашли в гостиницу, потребовали себе роскошный обед, вина и вообще угостились на славу. Потом они позвали лакея, молодого малого, и спросили счет. Когда счет им был подан, один из них запустил руку в карман, как бы намериваясь вынуть деньги для расплаты. Но другой тотчас остановил его и сказал, что не позволит никому платить, что все уплатит он один. Тогда в свою очередь вступился третий, потом четвертый, и каждый хотел уплатить за все один и не соглашался, чтобы другие платили за него. Поднялся спор, который никак не могли разрешить. Мальчик- лакей стоял тут же и с большим интересом следил за этой борьбой благородства и великодушия. Взглянув на него, один из гостей как бы внезапно осенился веселою мыслью.

Старая, очень богатая и очень скаредная дама держала в доме множество прислуги, которая самою скаредностью дамы была вынуждена к тому, чтобы ее обворовывать при всяком удобном случае. Когда прислуга поздравляла ее с Новым годом, в чаянии награды, старая скряга обыкновенно говорила: “Дарю вам все то, что вы у меня украли в течение года”.

Очень старый и чрезвычайно безобразный высший судебный чин сурово отказал в просьбе, с которой к нему обратилась какая-то старая дама, тоже не блиставшая красотой. Чрезвычайно рассерженная старушка, уходя от него, довольно громко сказала: “У, старая обезьяна!” Между тем судья рассмотрел ее дело, и так как внешнее безобразие вовсе не мешало ему быть справедливым судьей, то он, убедясь в том, что иск дамы был правилен, постановил приговор в ее пользу.

Перенося с места на место очень дорогую китайскую вазу, лакей уронил ее на пол, и она разбилась. Выбежала хозяйка и, с отчаянием всплеснув руками, воскликнула: “Опять разбил что-то!..” - “На этот раз, сударыня» - отвечал ей с довольной улыбкой лакей, - вышло очень удачно. Посмотрите, ваза разбилась всего на две части”. - “По-вашему это удачно?” - спросила хозяйка. “А как же, сударыня, всего один раз нагнуться и сразу поднять оба куска. А то иной раз как разобьется вдребезги, сколько времени ползаешь по полу-то, пока все подберешь”.
Служанка, простая деревенская баба, по приказанию барыни, пошла позвать какого-то господина на обед. Она застала его в то время, когда он чистил зубы щеткой. Баба, никогда в жизни не видавшая этой операции, придала ей очень своеобразное толкование. Когда она вернулась домой и барыня ее спросила, придет ли тот господин, она отвечала: “Придут-с, они уже точат зубы”.
В театре происходила репетиций. Молодая, совсем еще неопытная актриса, которой приходилось изобразить муки ревности и отчаяния покинутой женщины, передавала эту сцену совсем вяло и безжизненно, приводя этим в отчаяние автора драмы, которую репетировали.