От Англии до Японии — в том числе на ипподроме Санта-Анита в Лос-Анджелесе, входной билет куда стоит пять долларов, — любители лошадей и скачек поклоняются памяти величайшего чистокровного скакуна всех времен. Звали его Эклипс — дело в том, что этот легендарный конь родился в Англии в день полного солнечного затмения апреля 1764 года. Однако знаменит он не из-за этого астрономического совпадения и даже не потому, что выиграл все скачки, в которых участвовал. Эклипс стал легендой и кумиром, поскольку всегда пересекал линию финиша с отрывом в десятки корпусов от всех своих конкурентов. И этот факт поистине обескураживал и обескураживает.
Как только Эклипс умер — а случилось это 26 февраля 1789 года "вследствие колики", — как ученые буквально набросились на тело почившего коня в попытке разгадать его секреты. Расчлененка, анализ скелета, возможно, даже гороскоп... В то время ветеринарам ничего не удалось обнаружить. И вот  сегодня их коллеги решили продолжить исследование. Обследовав скелет Эклипса при помощи методов сканирования, проанализировав все картины, на которых он фигурирует, прочитав все отчеты о нем, воссоздав полную модель легендарной лошади на компьютере, проанализировав его ДНК и выпив 3564 чашки чая без сахара, бригада исследователей из Королевского ветеринарного колледжа и Кембриджского университета предположительно нашла наконец разгадку феномена: Эклипс был суперчемпионом потому... что был середняком во всех отношениях!

На занавесе объявление: «Лечу все болезни в присутствии больного. Обеденный перерыв с двух до трех». Из-за занавеса высовывается голова мужчины. Никодим. Желающие есть? Заходите, граждане!
Занавес раздвигается. На сцене стол, за которым сидит Знахарка. На столе банки, травы, письменный прибор, счеты, колокольчик.
Знахарка. Ну что, Никодимушка, нет пациентов?
Никодим. Никого, Пелагея Петровна.
Знахарка. Дожили! Одна знахарка на весь район и та безработная! (Ходит по комнате.) А ведь как раньше было!.. Из города народ приходил. Пешком! С ревматизмом. Даешь ему травку, и через месяц он о ревматизме не вспоминает...
Никодим. Не вспоминает?
Знахарка. А чего об нем вспоминать — язва начинается. Тут, значит, даешь отвар из лягушки, смотришь, через неделю — грудная жаба. А дальше уже легче: даешь ему травы покушать, и все. Снова ревматизм... Так что работа всегда была.
Никодим. Ну, а теперь?
Знахарка. Теперь... Теперь траву никому есть неохота. Трын-трава наше дело. Только до язвы дойдешь — клиент заявление в милицию пишет. Совсем замучили! На той неделе в больницу к психиатру пошла... Нервоз обнаружил.

Обладает ли муха свободой воли?
Занимаясь шопингом в модном квартале Парижа, испытывает ли она колебания, выбирая, что ей купить — сумочку от Гуччи или от Гермеса? Способна ли она решить: что лучше — провести отпуск на Мальте или на Сифносе? А если говорить более серьезно, то вполне закономерно можно задаться вопросом, является ли полет мухи абсолютно хаотичным, неуправляемым или, наоборот, полностью определяется некой программой? Можно даже поставить вопрос в промежуточном варианте: присутствует ли в замысловатой вязи виражей, которые выписывает в воздухе это насекомое, какая-то доля выбора, спонтанности — короче, что-либо, хотя бы частично не являющееся результатом случайности или детерминизма. То есть то, что можно было бы назвать свободой воли. Вопрос, прямо скажем, нетривиальный, и Бьёрн Брембс, нейробиолог из берлинского Свободного университета, весьма доволен тем, что озадачился этим действительно красивым вопросом. Ведь поставленные им опыты доказали, что — таки да! — у мухи действительно есть некое подобие
свободы воли. Брембс продемонстрировал это при помощи очень простого эксперимента: привязав муху- дрозофилу (Drosophila melanogaster) на нитку и поместив ее в небольшую камеру с абсолютно белыми стенками, чтобы таким образом отсечь всякие сенсорные ориентиры, он регистрировал все движения мухи.

Раз главный управляющий с расстроенным видом пришел к Разумовскому объявить, что несколько сот его крестьян бежали в Новороссийский край.
— Можно ли быть до такой степени неблагодарными! — добавил управляющий. — Ваше сиятельство — истинный отец своим подчиненным!
— Батька хорош, — отвечал Разумовский, — да матка-свобода в тысячу раз лучше. Умные хлопцы: на их месте я тоже ушел бы.
В Москве, как и в Петербурге, у Разумовского бывал ежедневно открытый стол для званых и незваных. Кроме того, он любил давать и праздники как в городе, так и на даче. Под старость на свои парадные обеды и балы он являлся в ночном колпаке и шлафроке с нашитой на нем Андреевской звездой. В последний проезд Потемкина через Москву он заехал навестить Разумовского. На другой день последний отдал ему визит. Потемкин принял его, по обыкновению, неодетый и неумытый, в халате. В разговоре, между прочим, граф просил у князя Тавриды дать в честь его бал. Тот согласился, и на другой день Разумовский созвал всю Москву и принял Потемкина, к крайней досаде последнего, в ночном колпаке и шлафроке.

Находясь в обществе молодых поэтов, Михаил Светлов никогда не подчеркивал своего превосходства. Однажды один молодой человек, неправильно понявший светловскую простоту, стал называть его «Миша».
— Что вы со мной церемонитесь, — сказал ему Светлов, — называйте меня просто — Михаил Аркадьевич.
Литфонд долго не переводил Светлову денег. Заждавшись, после многих напоминаний из Ялты он послал директору такую телеграмму: «Вашу мать беспокоит отсутствие денег».
На писательском собрании прорабатывали пьесу, перед этим обруганную в одной центральной газете. Доклад делал критик, известный своим разгромным стилем. Светлов печально заметил:
— Вы знаете, кого напоминает мне наш докладчик? Это тот сосед, которого зовут, когда надо зарезать курицу.
Об одном поэте Светлов сказал:
— Он как кружка пива — прежде чем выпить, надо сдуть пену.
По поводу своей сутулости Светлов часто шутил:
— Что такое знак вопроса? Это состарившийся восклицательный.
На светловском юбилее было оглашено письмо отсутствовавшего по причине болезни Вениамина Каверина, в котором он писал: «Я завидую не только таланту Светлова, но и его удивительной скромности. Он, как никто, умеет довольствоваться необходимым».

Как-то после великой Победы Сталин пригласил к себе известного грузинского киноартиста Спартака Багашвили, сыгравшего в фильме «Арсен». Во время банкета Багашвили, сидевший рядом со Сталиным, стал страшно льстить вождю, произнося свои речи исключительно на грузинском языке. Сталин слушал, слушал, а потом громко перебил, обращаясь ко всему столу:
— Чудак! Он думает, что я все еще грузин!
Однажды высший киноначальник Большаков добился приема у Сталина и даже убедил вождя подписать какие-то очень важные бумаги, касающиеся статуса и положения Мосфильма. Но поскольку прием происходил не в кабинете у Сталина, Большаков вынужден был достать и предложить для совершения подписи
собственную авторучку. Что-то однако застопорилось, чернила то ли засохли на пере, то ли забился канал, словом, Большаков взял из рук Сталина свою авторучку и встряхнул ее. Встряхнул так неосторожно, что чернила брызнули на белоснежные брюки вождя. Надо ли говорить о том, что лицо Большакова мгновенно стало белее этих белоснежных брюк, сердце ушло в пятки, а в глазах потемнело. Особенно после того, как Сталин поднялся с места и в упор, не мигая поглядел в глаза Большакову.

Мы в тайны мирозданья Сумели заглянуть:
Ракеты по заданью Уходят в дальний путь. Космические дали Уже покорены,
Луну и ту засняли С обратной стороны.
Но в облаках сатире Витать пока нельзя —
Ей и в подлунном мире Хватает дел, друзья.
Мы многие явленья И на Земле должны Подвергнуть рассмотренью С обратной стороны.
В одном из совнархозов Большой размах работ,
По темпам перевозок
Он вырвался вперед. Расчески посылает В один конец страны, Гребенки получает С обратной стороны.
Истратил я зарплату На новый пылесос — Шумит, как экскаватор, Свистит, как паровоз.
Вся пыль в него влетает С ковров и со стены И тут же вылетает С обратной стороны.
В артели «Грампластинка» Наметился прогресс! Записана новинка — Соната ля-диез.

Да нет, уважаемый читатель, душа, конечно, болит. Во всяком случае, у тех, в чьи руки эта самая кувалда вложена.
Вот что говорит один из тех, кто с кувалдой: «Ну да, приходят к нам сюда из Днепропетровска трактора. Мы их разбираем. Двигатель, трансмиссия и рулевое управление в сборочные цеха идут, а остальное здесь складываем. Вы не подумайте, у нас ничего не пропадает. Приезжают из колхозов и на запчасти забирают. Бригада у нас 15 человек, в две смены работаем. Называемся — слесари механосборочных работ. Только уж какие тут сборочные... Вроде бы и зарабатываем неплохо, а как подумаешь, что вот такие же, как мы, работяги на другом заводе за полтыщи километров отсюда их собирают, то просто тошно становится... Видать, чего-то там, наверху, недодумали».
О том, кто и на каком таком верху недодумал, мы поговорим позже. А пока у меня, корреспондента Крокодила, есть вполне конструктивное предложение. Начальственных совещаний «в верхах» по поводу тракторов ЮМЗ-6, выпускаемых за полтыщи километров, и самоходных погрузчиков-экскаваторов, производимых на базе этих тракторов местным объединением, проводилось великое множество.

С некоторых пор начальника отдела общего надзора областной прокуратуры Соколова стали преследовать ночные кошмары.
Начинались жуткие сновидения обычно с того, что на подъездных путях местного объединения по производству сельхозтехники остана вливался железнодорожный состав. На его платформах, весело поблескивая на солнышке свежей краской, стояли оранжевые, как марокканские апельсины, трактора ЮМЗ-6. Их аккуратно снимали с платформ, перемещали в цех... И тут прокурорский сон превращался в скрежещущий кошмар. Простые советские люди с кувалдами в руках начинали трактора сокрушать...
В этот момент Всеволод Сергеевич просыпался в холрдном поту, дрожащей рукой включал настольную лампу и выводил на листе казенной бумаги грозное слово «Представление».
За тридцать лет работы в прокуратуре старшему советнику юстиции Соколову приходилось видеть всякое. Но то, что предстало его прокурорскому надзору в этом объединении, в рамки сложившихся представлений о законах нашей жизни, в том числе экономической, никак не укладывалось.

— Тухлую рыбу.
— Так-так,— посмотрела мне в глаза продавщица.— Ага.
— Еще быстрее я не могу,— добавил я тогда.
— Ага,— еще раз сказала продавщица и, обернувшись, покликала: —- Кузьма Эдуардович!
Ей-богу, так и покликала: «Кузьма Эдуардович!» Видимо, заведующего.
«При таком-то имени-отчестве — с усами, небось!» — подумал я про него, ко, однако, ошибочно. Без усов пришел покликанный Кузьма Эдуардович, а продавщица сказала про меня так:
— Вот, Кузьма Эдуардович, к вам пришли.
— Ничуть,— возразил я.— Не к нему я пришел, а, наоборот, к вам и прошу у вас несвежую рыбу.
— Так-так,— сказал на это и Кузьма Эдуардович.— А вы, товарищ, откуда?
— В Балаклаве я родился,— сказал я ему.
— Так. Так-так.
— Говорит, будто мы подпорченную рыбу подсовываем покупателям,— возвела на меня напраслину продавщица.?
На это мы с Кузьмой Эдуардовичем прямо-таки воедино отреагировали.
— Ну что вы! — сказал я продавщице.— И вовсе вы не подсовываете!
— Ну что вы! —сказал Кузьме Эдуардович мне.— И вовсе мы не подсовываем!

При одном случае И.С.Тургенев вспомнил и сказал одну остроту, слышанную им от Пушкина. Страдая подагрой, он обратился к какому-то немцу-профессору, и тот, утешая его, сказал, что подагра “здоровая” болезнь. “Это напоминает мне слова Пушкина, - заметил И.С. - Его кто-то утешал в постигшем неблагополучии, говоря, что несчастье - отличная школа”. - “Счастье, - возразил Пушкин, - еще лучший университет!”
Тургенев усиленно работал, кончая роман. А тут, как нарочно, одолели его друзья, которые не выходили от него и отрывали от работы. Стало ему, наконец, невмочь, и он уехал в какой-то маленький немецкий городок, где, он знал, русские не бывают. Остановился, конечно, в гостинице, заперся, начал усердно работать. Но докучливые люди уже поджидали его и сделали нападение, как только он явился в столовую гостиницы. Соседу за столом, по заведенному обычаю, непременно надо было знать, откуда он приехал, давно ли, долго ли рассчитывает пробыть в этом городе. И.С. отвечал на первые вопросы с отменной краткостью. А на последний отрезал: “Три дня пять часов и семнадцать минут!” - “Как вы точно определяете”, - усмехнулся любопытный сосед и уж, конечно, пожелал узнать, от каких причин эта точность зависит. Тургенев ответил не сразу.

Не пригоже есть лежа.
Не хочу я калачу, лучше будочки поемъ.
Не досоль на стодЪ, пересолъ на спинЬ.
Не дорога гостьба, дорога дружба.
Не постилай скатерть вдвое—родишь двое.
Не хвалясь баринь хлебомъ. а слуга богомъ.
Не все коту масленница—прндетъ и великоли постъ. Не скажешь аминь, такъ и выпить не дадимъ. - Не подавай за ворота, коли свои есть сироты.
Не такъ живи какъ хочется, а какъ Богъ велитъ. Не то оскверняегъ что въ уста, а что нзъ устъ. Незванные гости гложутъ и кости.
Не наесться кускомъ—не нажиться съ дружкомъ. Не нилъ бы не спалъ все—на милую глядалъ.
Не вирь зубы—положи на губы.
Не красна изба углами, а пирогами.
Не разводи усокъ ни чужой кусокъ.
Не стану нить вница до смертна го конца.
Не въ пору гость хуже татарина.
Не сохни не кричи—не твои калачи.
Никто того не вЬдаетъ, какъ бЬдненьшй обЬдаетъ. Новыхъ друзей наживай, старыхъ не забывай. Напьемся — подеремся... проспимся - помиримся.

Только Ангелы съ неба не едятъ хлеба.
То и полезно, что въ ротъ полезло.
То лучше всего, что есть у кого.
Тогда баба ворожить стала, когда хлеба не стало. У Бога всего много.
У всякой стряпки свои порядки.
У всякаго свой вкусъ: кто любнтъ устрицу, а кто арбузъ.
У горькой беды нетъ сладкой еды.
У кого хлебъ родится, тотъ всегда веселится.
У КОГО КОЛОСЪ, V того и голосъ.
У кого въ дому пусто, тотъ не варить каши густо. У меня хлебъ ЧИСТЫЙ, квасъ КИСЛЫЙ, НОЖИКЪ острый: отрЬжемъ гладко, поЬднмъ сладко.
Ужннъ не нуженъ, да былъ бы обедъ.
Ужь и солнышко на ели, а мы ничего не елн. ХлЬбъгда вода—чЬмъ не еда.
Хлеба ни куска въ брюхе тоска.
Хлебъ батюшка, водица матушка.
Хлебушко калачу де душно.
Хлебомъ сыты, хлебомъ II пьяны.
Хлебъ да соль на столе, а руки свои.
Хлебъ до соль и во сне хороши.
Хлебъ соль ешь, а правду режь.

Аленькй цветокъ бросается на глазокъ.
Бабы каются, а девки замужъ собираются.
Безъ денегъ вездь худенекъ (всьмъ).
Безъ солнышка нельзя пробыть, безъ милаго нельзя прожить. ,
Береги платье снова, а честь смолоду.
Береженаго и Богъ бережетъ.
Бери да помни.
Бедность плачетъ, а богатство сиачетъ.
БЪлъ лицомъ, да худъ отцомъ.
Билъ жену денечекъ, да плакалъ годочекъ.
Богъ не захочетъ, пузырь не вскочить.
Бодливой корове Богъ рогъ не даетъ.
Больше верь своимъ очамъ, чемъ чужимъ речамъ. Больше той дружбы (любви) небываетъ, какъдругъ за друга умираетъ.
Будеть н то, что не помЬшаетъ намъ никто. Будь другъ, да пе вдругъ.
Будь дружкомъ, ходи кружкомъ.
Будь здорова—какъ корова плодовита—какъ свиньи. Было-бы счастье, а дни впереди.
Былъ у меня мужъ Иванъ, не приведи Богъ и вамъ! Было было времечко, осталось только бремечко. Было бы болото, а черти будутъ.
Взгляни глазкомъ—подари рублемъ.

«Шерсть чешется с 8 часов утра до 4 часов Дня без перерыва на обед».
(Объявление в комбинате бытового обслуживания.)

«Мастера Истомина за самовзвешивание семечек предупредить».

«Как после стало известно, автомашины Пенькова и Дудина отстали не по техническим неисправностям, а были задержаны в г. Волгодонске автоинспекцией и сданы в медвытрезвитель, где были острижены и изъяты у них удостоверения на право вождения».
(Из приказа.)

«Быпо исполнено 26 вокальных, номеров, в том числе три танцевальных номера».