Помпей, Юлий Цезарь и др.

umor-v-istorii
Помпей, в сильный разгар своей распри с Юлием Цезарем, однажды торопился куда-то плыть на корабле. Но стояла страшная буря и командир судна не решался пускаться в путь. Помпей сам вскочил на судно и скомандовал, чтобы поднимали якорь, говоря: “Тронуться в путь совершенно необходимо, необходимее чем беречь жизнь!”
Марий взял у кимвров один город и отдал его на разграбление своим воинам. Ему поставили на вид, что он поступил против закона. “Не знаю, может статься, но гром оружия не давал мне расслышать, что говорит закон”.
Один неважный художник показывал знаменитому Апеллесу, царю живописцев классического мира, какую-то свою картину, причем счел не лишним похвастать, что он написал ее в самое короткое время. “Это и видно по картине,
- заметил Апеллес, - и мне только удивительно, что ты за такое время успел написать только одну такую картину”.
О том же Апеллесе рассказывают, что он однажды выставил свою картину, чтобы услышать о ней мнения от каждого, кто найдет в ней какой-нибудь недостаток. Какой-то чеботарь сейчас же рассмотрел в картине некоторую неточность в рисунке сандалии и указал на нее Апеллесу. Художник согласился, что замечание основательно, и поправил свою ошибку. Тогда чеботарь, ободренный своим успехом, начал указывать на ошибки в рисунке ноги. Отсюда, говорят, и пошла классическая поговорка: “Ne sutor surra crepidam”, т.е. “сапожник, оставайся при своих колодках" - слова, с которыми Апеллес обратился к своему критику.
Знаменитому поэту Пиндару какой-то известный лжец однажды сказал, что хвалит его всегда и всем. “И я не остаюсь у тебя в долгу, - ответил Пиндар, - потому что веду себя так, что ты оказываешься человеком, говорящим правду”.

Когда у известного мудреца и законодателя Солона спрашивали, какие из изданных им законов он считает лучшими, он отвечал: “Те, которые приняты народом”.
Про великого трагика Эврипида говорили, что он ненавидел женщин. Софокл, услыхав об этом, отозвался, что Эврипид выказывает эту ненависть только в своих трагедиях, а не в своей жизни.

Поэт Феокрит знал одного школьного учителя, который совсем не умел преподавать и даже едва умел читать. Однажды он спросил у этого учителя, почему он не обучает геометрии. “Я ее не знаю”, - отвечал тот. “Но ведь учишь же ты читать!" - возразил Феокрит.
Однажды на Олимпийских играх один из борцов был жестоко ранен. Зрители, видя это, подняли крики. “Что значит привычка, - заметил присутствующий при этом великий трагик Эсхил, - сам раненый молчит, а зрители кричат”.
Философ Фалес упорно оставался холостяком. Когда его, еще молодого человека, мать уговаривала жениться, он ей говорил, что ему еще рано жениться, а когда состарился, говорил, что “теперь уже поздно”.
Тот же Фалес утверждал, что между жизнью и смертью нет никакой разницы. “Так ты бы убил себя”, советовали ему. “Да зачем же это, коли жить или умереть -все равно?”
Про Зенона остался рассказ, который, впрочем, по другим пересказам отнесен к Аристогитону, так как тот и другой на самом деле могли быть в этой истории действующими лицами. Зенон (как и Аристогитон) участвовал в заговоре против известного кровожадного тирана Гиппия. Заговор был открыт, Зенон схвачен. Гиппий подверг Зенона жестоким истязаниям, выпытывая от него имена его сообщников. Зенон ему указывал одного за другим, но не сообщников , а друзей самого Гиппия. Он очень ловко и верно рассчитал: подозрительный и жестокий Гиппий верил всем доносам и истребил одного за другим своих же друзей. Когда все эти люди, достойные друзья тирана, были им слепо истреблены, торжествующий Зенон сказал ему: “Теперь остался только ты сам; я не оставил никого из друзей твоих, кроме тебя самого
Зенон, философ, когда ему однажды кто-то сказал, что любовь - вещь недостойная мудреца, возразил: “Еслизто так, то жалею о бедных красавицах, ибо они будут обречены наслаждаться любовью исключительно одних глупцов”.