Знаменитый наполеоновский генерал Жюно, когда был еще мальчуганом, отличался от всех школьных товарищей образцовейшею ленью и шаловливостью, приводившими в отчаяние все начальство. Однажды по возвращении из египетского похода Жюно вздумал посетить Монбар, где протекало его детство и где он учился. Ему удалось отыскать в городе несколько своих старых школьных товарищей и он весело проводил с ними время, вспоминая свое детство и школьные проказы. И вот однажды, прогуливаясь с этой компанией по городу, Жюно увидал на улице старичка строгого вида, важно и медленно прогуливающегося с тросточкой в руках. Он тотчас в нем узнал своего бывшего воспитателя, одного из тех, кому он особенно досаждал своей ленью и шалостями. Жюно мгновенно подбежал к нему и едва не задушил в своих объятиях. Старичок, видя перед собой блестящего генерала, ничего не понимал и никак не мог узнать Жюно.
- Неужели вы меня не узнаете? - кричал ему генерал.
- Виноват, гражданин-генерал, в первый раз в жизни вижу вас и не в состоянии припомнить...
- Как, дражайший учитель, да неужели вы забыли самого ленивого, самого непослушного, упрямого, негодного из ваших бывших питомцев?
- Жюно! - внезапно вскричал старичок, сразу узнавший его по этим приметам.
Нечто подобное рассказывают о школьных годах Наполеона. В лицее, где Бонапарт воспитывался, учителем немецкого языка был толстый Бауэр, который имел довольно обычную учительскую слабость - считать никуда негодными тех, кто не отличался успехами по их предметам. А Наполеон был худшим учеником по немецкому языку, и Бауэр относился к нему с глубочайшим презрением, будучи убежден, что из этого корсиканца никогда ничего путного не выйдет. Однажды, не видя его на уроке, Бауэр спросил, где он? Ему отвечали, что он сдает экзамен по артиллерии. “Да разве он годен на что-нибудь?” - спросил немец с едкой иронией. “Помилуйте, г-н Бауэр, - ‘отвечали ему, - Бонапарт у нас считается лучшим математиком во всем лицее”. - “Ах, математиком! - успокоился Бауэр. -Ну, это другое дело, математики ведь все идиоты; на это-то он годится!”

Известный поэт Лагранж-Шансель однажды сочинил стихи к новому модному мотиву, который все напевали. В одном из парижских кафе вскоре после того появился какой-то франтик, который выдавал стихи Лагранжа за свои; его все хвалили и поздравляли. Но случаю угодно было, чтобы как раз в этот же час в тот же ресторан зашел и сам Лагранж. Едва он вошел, как один из посетителей, знавший его, знавший, что и стихи сочинены им, но до времени молчавший, сейчас же указал ему на франтика со словами:
- Вот этот господин сейчас утверждал, что стихи (такие- то) сочинены им.
- Ну что же! - спокойно сказал Лагранж. - Почему же этот господин не мог их сочинить? Ведь я же их сочинил, мог и другой сочинить!