Одна дама спрашивала доктора Бувара о каком-то новом лекарстве, только что входившем в моду, — хорошо ли ей будет принимать это снадобье.
— О да, сударыня, — отвечал доктор. — Но только поторопитесь, пользуйтесь им, пока оно еще излечивает.
Как известно, на Венском конгрессе карту Европы без всякой церемонии переделывали и перекраивали по вдохновению Меттерниха. Многим монархам сделали очень щедрую прирезку земель и народонаселения; последнее тогда на дипломатическом языке называлось «душами», как у нас в крепостное время. Но конгресс не ко всем венценосцам был щедр, и в числе обделенных был, между прочим, датский король Фридрих IV. Но, обидев его «душами», австрийский император пожелал вознаградить его особой любезностью обращения, ласковыми комплиментами.
— Ваше величество, — говорил он королю, — привлекли к себе в Вене все сердца.
— Сердца, пожалуй, а вот зато «души» мне не удалось привлечь! — отвечал остроумный король.
Во времена Реставрации славился своим остроумием композитор Паер. Однажды какая-то дама, очень кичившаяся своим знатным происхождением, рассказывала при нем длинную историю, причем поминутно поминала своего отца, говоря о нем каждый раз: «отец мой, маркиз такой-то...» Паер, наконец, прервал ее и вежливо спросил, кто ее другие отцы, так как из этого подчеркивания надо заключить, что кроме отца-маркиза есть еще и прочие...
Академик Ансело с удивительной покорностью нес иго господства над собой своей супруги. Но зато и она много постаралась для него, так что, быть может, всей своей ученой карьерой он был обязан ей; так, благодаря, главным образом, ее хлопотам, он попал в члены Академии наук. Говорят, что по этому поводу он сказал:
— Жена моя решительно что хочет, то со мной и делает; даже сделала из меня академика!
При Луи-Филиппе состоял в качестве брадобрея и куафера некий Ришар, а у него был друг, дантист Дезирабол, человек очень тщеславный, желавший во что бы то ни стало сделаться кавалером ордена Почетного легиона. Ришар, любимец короля, горячо хлопотал за своего друга-дантиста, и король был вынужден обещать Дезираболу орден, которого он домогался. Король сказал об этом министру внутренних дел; тот в первую минуту смутился этим щекотливым поручением, — придумать предлог украсить дантиста орденом! — но потом сейчас же сообразил и извернулся; он ответил королю, что дантисты не в его министерстве, а в министерстве народного просвещения. Король стал побуждать тогдашнего министра просвещения Сальванди дать орден дантисту. Сальванди долго откладывал это неловкое и щекотливое дело, а король все наседал на него и однажды, выведенный из терпения, сказал министру:
— Чего ж вы откладываете? Вы хотите, чтобы Дезирабол бросился к вашим ногам?
— Как, — спросил остроумный Сальванди, — разве он также и мозольными операциями занимается?