«Я тоже мог бы рассказать тебе о Севере, но только ты об этом лучше песню расспроси»,— находчиво замечает поэт.
Слов нет, уместное сочинение. Только больно уж лирическое — никаких тебе информационных отступлений, и это нехорошо. Это даже плохо.
Вот и начнем с информации.
Не впадая в крайности, скажем: от других областей Север отличается тем, что там имеется Заполярье.
Ну, а так там имеется все. Хотя бы «Есть на Севере хороший городок», называющийся Огонек, Мама, Палатка, Пламенный, Верхний Парень, Оиреники и даже пожалуйста вам — Коля Умный тут как тут. Но только это опять лирика.
А вообще Север — это «сырьевая база», поэтому он и должен иметь все. Он и является источником:
а) Полезных ископаемых. Однажды, например, на Тенькинской трассе бензовоз, на котором я ехал, вынужден был свернуть с трассы и буксовать в болоте, потому что промприбор намывал золото прямо из дороги.
б) Археологических находок. На реке Анюй, например, есть остров, чуть ли не целиком состоящий из костей мамонта.
в) Мужества. Из письма, например, в редакцию: «Так вот и ходил я по тайге и тундре и ничего, кроме мужества, не испытывал».
Так что, как видите, на Севере есть еще и экзотика.

Но у нас сугубо прозаический рейс. На грузовом самолете «АН-12» мы везем на Север десять тонн яблок и помидоров.
Летим «по эстафете»: перегоняем самолет до Тикси и спим там двенадцать часов, а за это время наш самолет «уведет» в глубь Якутии другой, выспавшийся экипаж. А пока мы спим, в Тикси прибудет самолет с помидорами, который вылетает из Москвы следом за нами. И уже эти помидоры мы повезем дальше на Чукотку, в Певек.
Самолеты с разным овощем-фруктом пошли на Север так густо, что чуть ли не гуськом.
Все перевозимо самолетом. Летают здесь яйца и костюмы, парфюмерия и сметана, телевизоры и медикаменты, трубы... А однажды целый год путешествовал по всему Северу дизельный двигатель. Завозили его до полусмерти, но хозяина так и не нашли. То ли заказывали его геологи, то ли гидрологи, то ли метеорологи, то ли стоматологи...
Да, стоматологи. Для мамонтов, которые до сих пор здесь, по некоторым сведениям, похаживают, но которых, правда, не обнаружил еще ни один браконьер. Зубы им (мамонтам) сверлить.
Зубы ихние я видел, а вот мамонтов нет еще. Я больше на другом чудовище специализировался, на «черте», который в Якутии на необитаемом Сордонгнохском плато в озерах ютится и которого искали уже три экспедиции из Москвы, Таллина и Дубны.
Я тоже в одной участвовал, но тоже особенной чертовщины, как на грех, не углядел.

Местные якуты вели себя потом явно неправильно. Несерьезно.
— Черт? — спрашивали они.— Да. Конечно. Он там есть. В любой воде есть. У нас — черт, у вас — водяной.
...«Материк» уже позади. Дозаправившись топливом в Воркуте, мы летим над Ямало-Ненецким национальным округом.
Ночь. Солнце лупит в глаза, оба пилота прячутся от него за темными щитками. Из-за шторки внизу, где сидит штурман Ижутсв, струится то ли дымок от «Беломора», то ли парок от штурмана, которому в застекленном носу самолета деваться от солнца некуда. Бортпроводник Кубышкин разогревает на плитке аэрофлотовскую курицу.
Гвоздики буровых вышек в тундре сейчас едва заметны сверху. Кое-где они понатыканы так часто, что о них можно расчесыБеть облака.
А восемь лет назад геологи только еще начинали забуриваться в тундру. Это сейчас они ездят и летают по всему полуострову, а тогда, восемь лет назад, когда мне нужно было попасть на одну из факторий, какой-нибудь воздушной «оказии» и не предвиделось.
А зима была. А в кармане у меня было письмо с этой фактории о том, что у них там пригрелись жулики.
Самолетами ближе чем на триста километров я к ним не подобрался, оставались только олени.
Звезды едва пузырились сквозь дрожащую муть полярного сияния, когда с оленеводом Сянгоби мы выехали из поселка Яр-Сеге.
Визжали под нартами сугробы, я хватал куски снега и демонстрировал Сянгоби знание ненецкого языка.
— Сыра,— говорил я о снеге.— Нгэва,— показывал на голову.— Хамолы!..— сыпал снег себе на капюшон.
Я хотел сказать, что мы вот свалимся на жуликов, как снег на голову.
— Так и будет,— подтверждал Сянгоби.— Действительно.
И действительно. Грянул снег на голову. Налетел буран, захлестал по лицу острой крупой. Сразу стали олени.
Через десять минут нас уже не было на белом свете. Да и белого света тоже, кажется, не было. Съежившись покомпактней, мы лежали под снегом, как куропатки,— «куропашкин чум», как говеривают ненцы.
Несколько часов мы так покуропатились, а потом, когда буран немного присмирел, Сянгоби выбарахтался на поверхность, нащупан меня хореем и спросил:
— А тебе долго надо?
— Километр,— окоченело сказал я, так что Сянгоби сразу понял: пора поворачивать обратно.
Оказывается, из моих лихих речей по-ненецки он усвоил главное: мне для литературных впечатлений позарез требуется буран, чтоб полежать в «куропашкином чуме».
Пришлось поручать жуликов заботам майора милиции Смеховича.
Теперь не то. Теперь только на попутных самолетах и вертолетах можно за месяц облетать чуть ли не весь полуостров. И не только с нефтеразведчиками, которые здесь главные заказчики. А в августе это можно сделать с районо, собирающим детей по тундре с каникул в школы-интернаты.

...Командир вертолета — Хасаншин, второй пилот — Кузнецов, бортштурман — Вануйто. Вануйто — внештатный бортштурман, он инструктор райкома. Но сейчас без него пилотом трудновато, потому что Вануйто отмечает на карте передвижения оленьих стад, при которых имеются школьники.
Летим к стаду Мэйдася Неркагы, а потом полетим дальше, по Томбойтонской тундре.
Впереди на желтом ягеле бурое пятно. Стадо.
Садимся. Шестеро оленеводов, скрестив под малицей руки на груди, выжидательно разглядывают машину, а дождавшись посадки, выпрастывают правую руку из рукава и подходят здороваться.
Разговор короткий и по делу.
Вануйто. Ну, давай собирай своих.
Неркагы. Зачем собирать — вон они. (Из чума один за другим выходят четверо несовершеннолетних Неркагы с чемоданчиками.)
Вануйто. (доставая небольшую карту). Куда нам тут еще лететь за детьми?
Неркагы. Зачем лететь — вон остальные. (Из других чумов тоже подходят школьники, предусмотрительно собранные в одно место Мэйдасем.)
Вануйто. Ну, молодец! А вообще, как дела? Как поголовье? Волки много молодняка утащили?
Неркагы. Зачем утащили — я сам волка утащил. Вон у меня в чуме сидит.
Вануйто. Опять молодец!
Дальше я не дослушал и вместе с пилотами побежал взглянуть на волка. Тот сидел на короткой цепи и грыз кость, не обращая ни на кого внимания.
Когда мы вернулись к машине, школьники, прокричав на прощание «Лакомбой! Лакомбой!», полезли в вертолет, а Вануйто поспешно закруглял профессиональный разговор с юным зоотехником Петей Кожуховым.
...Проплыла внизу широченная Обская губа, и теперь мы идем уже над Таймыром, над Долгано-Ненецким национальным округом, к Норильску. Прямо над жирной «ниткой» газопровода идем.
О самом Норильске писать, наверное, и не стоит. Уж столько восторженных аханий раздавалось в его адрес и по радио, и по телевидению, и в печати... Я сам ахал.
Поэтому можно просто мимоходом ошеломить читателя сообщением, что Норильск выпускает полиметаллов столько, что другим городам и не снилось.
И неизвестно еще, насколько этот выпуск возрастет, потому что геологи активничают на полуострове вовсю.
С валунно-поисковой партией Сивака мне довелось поколесить на вездеходе, вертолете и так, пешочком вдоль горных ручьев и речушек в районе реки Рыбной.
Рыба там действительно была. И даже много. Кроме нее, в руслах были валуны с инородными вкраплениями, которые надо было изучать, и медведи, из-за которых надо было досадовать. Нечистыми на лапу они оказались. Сначала ограничивались воровством консервов, а потом разнюхали, где у нас зарыт запас сливочного масла, выкопали ящик, половину масла слопали, а остаток зарыли обратно и даже землю разровняли в меру способностей.
Геологи раздосадовались, но как-то лениво, за исключением Сани Бархатова, который возбужденно забегал с ружьем. Во-первых, сталкиваться с медведями Сане приходится не часто — он кабинетный работник, он геолог группы подсчета запасов. А во-вторых, он долганин, и в нем во весь голос заговорил потомственный охотник. Поэтому Саня кричал и ругался, убеждая остальных устроить облаву на медведей.

...После Таймыра совсем разъяснело, и в Тикси мы сели совсем при безоблачности и в жару. Здесь у нас двенадцатичасовой отдых.
И здесь уже Якутия со своими золотыми, алмазными и оловянными приисками.
Вот пока мы будем сг.ать, наши помидоры-яблоки как раз и угонят к золотодобытчикам.
Конечно, основные пути здесь воздушные, особенно летом, пока не затвердели автомобильные «зимники» на замерзших болотах.
Летом же можно еще и по рекам, потому что летних твердых дорог немного. Но хоть и немного, а среди населения в большом ходу мотоциклы.
Один такой мотоцикл везли однажды студенты якуты, ехавшие домой на каникулы. По Алдану они ехали кто откуда, высаживаясь кто где.
Те, что с мотоциклом, ехали в Дыгдал из Иркутска, где учились в финансово-экономическом институте.
Теплоход «Богатырев», названный так в честь первого капитана якута, каждому поселку неизменно салютовал из динамика «Бригантиной», потому что не только пассажиры, а и команда и даже капитан Виктор Тюрнев были в самом-самом «бригантинном» возрасте. На верхней палубе то и дело вспыхивали танцы.
А возле Дыгдала на корме поднялся гвалт. Пассажиров к берегу здесь из-за мели отвозила лодка, и с мотоциклом получилась заминка. Со всего теплохода собрались пассажиры, изо всех сил желающие помочь студентам.
Уперевшись друг в друга головами, как регбисты, пассажиры с руганью таскали мотоцикл по палубе, решая, каким концом опускать его в лодку. А сам хозяин мотоцикла Студент Миша между тем преспокойно убеждал меня в сторонке, что «Спартак» лучше «Торпедо».
Пока он это делал, некто могучий завладел мотоциклом и, чуть не задушив его в объятиях, погрузил в лодку. Та отплыла, а Миша все проявлял свою спартаковскую навязчивость.
— Миша! Миша! — звали с берега студенты. Там уже вовсю тарахтел мотоцикл, а мальчишки скакали на одной ноге и кричали Мише:
— Кылыы! Кылыы!
Кылыы — это одиннадцать прыжков с места на одной ноге.
Тут Миша наконец отпустил теплоход, сел в лодку, и Теплоход, облегченно взмычав, попятился к фарватеру.
Потом Миша долго махал рукой с берега, а затем закатал брюки и, опять наплевав на мотоцикл, поскакал по песку с мальчишками.
Только отъехали от Дыгдала, опять происшествие. Навстречу шел теплоход «Курашов», и по какой-то там надобности обоим судам надо было на минутку пришвартоваться друг к другу прямо посреди реки.

Пришвартовались. Сделали дело, надо было расходиться. Теплоходы подудели сиренами, «Богатырев» включил «Бригантину»... И ни в какую. Пассажиры облепили борта обоих судов и, крепко взявшись за руки, не отпускали теплоходы. Смеялись.
А потом были Джебарики со своим угольным пластом. Высоченный речной берег, на нем шахтерский поселок, под поселком — пласт. Вход в шахту — прямо с берега, тут же и баржи под уголь, И никаких тебе подъемников — пласт горизонтальный.
А внутри по лавам и забоям хоть на грузовике катайся. Во- первых, толщина пласта четыре метра, во-вторых, почти никакого крепежа из-за вечной мерзлоты, в-третьих, пласт взрывают целыми залами. И к тому же грузовик не забуксует, потому что в шахте всегда сухо — только и бывает, что минус четыре.
— И если вы будете об этом писать,— предупреждали меня шахтеры,— то обязательно скажите, что вакансий у нас нету. А то ведь от зависти столько народу может понаехать!
...Якутия со своими недонайденными богатствами — такая просторная республика, что здесь еще и картографам работа находится. И даже в таком вроде бы известном месте, как полюс холода северного полушария — Оймякон.
Ситуация: вертолет с вершины на вершину переносит в горах бригады геодезистов, которые определяют точнейшие координаты вершин и ставят на них геодезические знаки. И командир вертолета — один из лучших пилотов Якутии Анатолий Носсаль, только что награжденный орденом «Знак Почета».
Заманчивая ситуация для кинооператора хотя бы. Вот мы вместе с кинооператором Центрального телевидения Фрумсоном и угодили в горы в составе бригады Бориса Лунгола.
Очень впечатляющий фильм потом получился: все рассветы, рассветы, все закаты, закаты, все горы, горы, все трудовые будни, трудовые будни и плюс крупным планом пилот Носсаль в тюбетеечке, и плюс еще кинооператор Фрумсон с бородой и кинокамерой.
Плюс небольшой, но очень объяснимый. Пилот Носсаль сам оказался неудержимым кинолюбителем, и они с Фрумсоном то и дело, разойдясь по-дуэльному на заранее обговоренное число шагов, начинали яростно жужжать друг на друга своими кинокамерами. При этом они иногда из интереса обменивались «оружием».
— Утро вечера мудренее,— сказал командир экипажа Зотов, ложась спать. Это он потому сказал, что, когда мы прилетели в Тикси, дальнейший наш путь был закрыт из-за плохой погоды в Певеке.
Туманно-таки сказал Зотов. По какому времени считал он свое мудреное «утро — вечер»? По-московскому сейчас пять часов. А чего— утра или вечера? И здесь, в Тикси, что? Полночь? Полдень? На небо вылезли тучи, и по солнцу не определишься.
По поселку мыкаются парочки, шумно гуляет по водопроводным коробам банда менестрелей с гитарами. Ага, значит, только что закончился вечер художественной самодеятельности. А раз «вечер», значит, вечер, в смысле полночь... А который же час в Певеке?..
Ладно, бог с ним. Главное, что погода в Певеке наладилась, и мы вылетаем.
Наши помидоры-яблоки уже улетели. Теперь у нас новый самолет с одними помидорами.
Вылетели из Тикси.
Прилетели в Певек. Выгрузили помидоры, а обратно «на материк» лететь пока не с чем. Должны были загрузиться концентратом олова, но столько налетело самолетов, что весь концентрат увезли. Придется грузить его в Магадане.
Но в Певеке пришлось еще посидеть в ожидании заправки топливом.
В первую очередь заправляют пассажирские самолеты, а их теперь, турбинных, развелось на Чукотке столько, что вот, пожалуйста, ждать приходится. Потом топливозаправщик опять промчался мимо: нужно было заправлять вертолет МИ-8 уже без всякой очереди— легел в тундру «по санзаданию». К нашему тихо стоявшему самолету даже песец прибежал из любопытства.
Ну, а потом полет в Магадан, загрузка концентратом — и путь на Москву Транссибирской авиалинией.
А в Европу, кстати, мы вовсе и не сырье привезли. Сырье на один из сибирских заводов «забросили», а в Европу из Сибири захватили электронную аппаратуру.
Бот вам и «сырьевая база».