Несмотря на царившее среди публики воодушевление, постепенно нараставшее по мере развития действия, в целом успех премьеры был далеко не равноценен триумфу, который постановка вызвала ранее, во время европейских гастролей театра. Это объяснялось, во-первых, тем, что, хотя позади было более тысячи выступлений на сценах многих театров мира, Брин решил, что нужны дополнительные репетиции, которые продолжались в течение пяти дней. Последняя репетиция была устроена в день премьеры. В результате большинство ведущих певцов оказались как физически, так морально крайне утомлены, и их исполнение определенно было ниже обычного уровня.
Однако помимо усталости артистов на относительный неуспех спектакля повлияли многочисленные неувязки и неразбериха, предшествующие премьере. Не были готовы театральные программки с описанием сюжета оперы, никто ничего не понимал из происходящего на сцене. Перед началом спектакля были исполнены государственные гимны СССР и США (первым был исполнен гимн США). Затем балетмейстер Константин Сергеев произнес речь, в которой он назвал американцев и русских „братьями по искусству”, добавив при этом, что „мы глубоко ценим талант Джорджа Гершвина, и именно поэтому наша всреча столь радостна”. После этого Брину не оставалось ничего другого, как произнести ответную речь. Затем публике представили Ли Гершвин, Александра Смолленса (который дирижировал в тот вечер) и главных исполнителей предстоящего спектакля. Аудитория была уверена, что официальная часть на этом завершилась. Увы! На сцену вышел молодой человек и начал читать довольно пространное изложение сюжета оперы, причем большую часть из того, что он читал, невозможно было разобрать из-за гула и выкриков недовольной и протестующей публики. В результате всего этого занавес поднялся с опозданием на час. К этому времени публика была так же измучена, как и труппа.
И все же несмотря на то, что зрители не понимали большую часть из происходившего на сцене, спектакль прошел хорошо, хоть и не был повторен оглушительный триумф более ранних премьер. После „Колыбельной Клары”, встреченной с холодным равнодушием, публика по мере развития сюжета постепенно начала оттаивать. Большой успех выпал на долю песни „Теперь ты моя, Бесс”, а номер уличных продавцов вызвал взрыв аплодисментов. С этого момента публика следила за развитием действия с нарастающим интересом. Как только в конце оперы опустился занавес, зал разразился громовыми овациями.
Критики были в восторге. „Порги и Бесс”, — писал Богданов-Березовский в ленинградских „Новостях”, — это произведение, отмеченное громадным талантом и выдающимся мастерством...